Мы все стремимся любить и быть любимыми, но в наших интимных отношениях часто бывает много боли и конфликтов. Психолог Джон Уэлвуд (John Welwood) - о разнице между абсолютной и относительной любовью, и о ране, которая есть у каждого из нас, и которую не может излечить никто, кроме нас самих.

Перевод © Анастасия Гостева

Хотя большинству из нас знакомы моменты, когда мы любили свободно и открыто, зачастую нам трудно сохранять такую любовь там, где это важнее всего – в наших отношениях с партнерами. Это порождает странный зазор между абсолютной любовью – той идеальной любовью, которую мы знаем в своем сердце – и относительной любовью, которая так несовершенно проявляется в нашей повседневной жизни. Если любовь так прекрасна и могущественна, то почему же человеческие отношения так трудны и требуют от нас большого напряжения? Если любовь – это источник счастья и радости, почему нам так трудно открыться ей целиком?

В основании практически любых проблем в отношениях мы обнаруживаем глубинную “сердечную рану”, которая влияет не только на наши личные отношения, но и на качество нашей жизни в целом. Эта рана проявляет себя как всепроникающее ощущение нелюбви, глубокая уверенность, что в действительности мы, такие как мы есть, вообще не заслуживаем любви. Мы ощущаем себя отделенными от любви, и это отключает нашу способность доверять. Поэтому даже если мы и ищем любовь или верим в нее, нам все равно бывает трудно открыться ей и позволить ей течь сквозь нас.

читать дальшеАбсолютная любовь

Если чистая сущность любви подобна солнцу в безоблачный день, этот ясный, сияющий свет наиболее ярко проявляется в отношениях в их начале и в конце. Когда ваш ребенок только родился, вы чувствуете себя настолько благословленными появлением в вашей жизни этого восхитительного существа, что отвечаете всем что у вас есть, без остатка, ничего не требуя взамен и не вынося оценок. Когда вы влюбляетесь, красота присутствия этого человека в вашей жизни так удивительна и радостна, что она буквально взламывает ваше сердце. На какое-то время яркий солнечный свет всепринимающей любви изливается на вас во всей своей полноте, и вы таете от блаженства.

Точно также, когда друг или любимый человек умирает, все ваши претензии к нему сходят на нет. Вы просто испытываете признательность ему или ей за то, что он или она, такие, как есть, провели какое-то время с вами в этом мире. Чистая, необусловленная любовь сияет, когда люди отодвигают в сторону свои требования и планы – все то, что они считают собой – и полностью открываются другому человеку.

Абсолютная любовь – это не что-то, что мы должны – или что мы могли бы – сымитировать или подделать. Она проявляется естественным образом, когда мы полностью открыты – другому человеку, себе, жизни.

По отношению к другим это проявляется как бескорыстная забота. По отношению к нам самим это узнается как внутренняя уверенность и принятие себя, которые согревают нас изнутри. По отношению к жизни это проявляется в ощущении собственного благоденствия, в признательности к миру, в том, что французы называют joie de vivre – радость жизни.

Когда мы получаем подобную открытость и тепло от других, это дает нам сущностную подпитку – и помогает соприкоснуться с нашими собственными теплом и открытостью, позволяя нам распознать красоту и великодушие нашей глубинной природы. Свет необусловленной любви пробуждает семена спящих в нас возможностей, помогая им созревать, цвести и приносить плоды; позволяя нам проявить наши уникальные дары, которые мы бы хотели предложить жизни. Получение от другого чистой любви, заботы и признания дарует нам огромное благословение: оно поддерживает наше ощущение самости, позволяя нам сказать “да” самим себе.

Но что дает нам наибольшую силу, так это не просто ощущение, что мы любимы, но ощущение, что мы любимы такие, как есть. “Такие-как-есть” значит – в самой сердцевине нашего существа.

Абсолютная любовь – это любовь на уровне бытия.

Наше бытие, которое находится гораздо глубже всех наших личных качеств, боли или смущения – это динамичное, открытое Присутствие. И это то, кем мы являемся. Это то, что мы переживаем, когда мы чувствуем себя устойчиво, спокойно и находимся в хорошем контакте с собой. Когда у нас есть укорененность в опыте Присутствия, любовь свободно течет сквозь нас, и мы испытываем большую готовность открыться другим. Когда два человека встречаются друг с другом на уровне открытого Присутствия, они разделяют безупречное мгновение абсолютной любви.

Однако – и это весьма существенно – человеческая личность не является источником абсолютной любви. Скорее, абсолютная любовь светит сквозь нас, из того источника, что находится вовне нас как личности, и который является изначальным источником всего сущего. Мы – это каналы, по которым может распространяться это сияние. Тем не менее, протекая сквозь нас, этот свет также остается в нас, в нашем сердце.

У нас есть естественная тяга к этой совершенной пище любви, которая также является нашей глубочайшей сущностью, кровью нашей жизни. Вот почему каждый младенец инстинктивно ищет эту любовь с момента рождения. Мы не можем перестать желать соприкоснуться с нашей собственной природой.

Когда мы распознаем ценность и красоту нашего существования, мы можем расслабиться, отпустить и обосноваться в своей собственной природе. Расслабляясь, мы открываемся. И это раскрытие делает нас прозрачными для жизни, текущей сквозь нас, подобно тому, как свежий бриз проникает в комнату, стоит нам распахнуть окно.

Это один из великих даров человеческой любви – она открывает дверь во что-то большее, чем просто человеческие связи. Помогая нам соединиться c нашей собственной лучезарной жизненностью, она проявляет нашу врожденную красоту и силу – указывая на то место, где мы едины с самой жизнью потому что полностью прозрачны для жизни. Когда жизнь принадлежит вам, а вы принадлежите жизни, это делает вас свободными от голода и страха. Ваше существование становится исполненным достоинства и благородства, которые не зависят от чьего-либо одобрения или признания. Благодаря этому глубокому чувству единения с жизнью, вы осознаете, что вы не ранены, никогда не были ранены и не можете быть ранены.

Это определяющий фактор человеческого существования: абсолютная любовь помогает нам соединиться с тем, кем мы являемся на самом деле. И поэтому она жизненно необходима.

Относительная любовь

Хотя человеческое сердце – это канал, по которому великая любовь изливается в мир, этот канал обычно забит разным мусором – вселяющими страх защитными моделями реакций, которые развиваются из-за того, что мы не ощущаем себя действительно любимыми. В результате, присущая любви естественная открытость, которую мы можем вкусить в краткие блаженные моменты чистого единения с другим человеком, редко полностью пропитывает наши отношения. Действительно, чем больше два человека открываются друг другу, тем больше помех и препятствий проявляется на поверхности: наши самые глубокие и темные раны, наши отчаяние и недоверие, наши самые ранимые эмоциональные триггеры. Точно также, как солнечное тепло приводит к тому, что испаряющаяся вода образует облака, точно также чистая открытость любви активирует плотные облака наших эмоциональных травм и выявляет узкие места, где мы сжаты, где мы живем в страхе и противимся любви.

Это происходит неспроста: прежде чем мы сможем стать чистым каналом, по которому любовь будет протекать легко и свободно, наши раны должны быть обнаружены и обнажены. Любовь может исцелить лишь то, что проявлено и хочет быть исцеленным. До тех пор, пока наша боль спрятана, она лишь приводит к нагноению.

И тогда мы встречаемся с относительной любовью: солнечный свет абсолютной любви рассеивается облаками нашей обусловленной личности и ее защитных моделей поведения – печалями, недоверием, нечестностью, агрессией и искаженным восприятием. Словно небо, частично скрытое облаками, относительная любовь неполна, непостоянна и несовершенна. Это постоянная игра света и тени. Сияние абсолютной любви во всей ее полноте может лишь просвечивать сквозь тень в редкие быстротечные мгновения.

Если вы внимательно понаблюдаете за собой в отношениях, вы заметите, что постоянно двигаетесь взад-вперед, открываясь навстречу партнеру и закрываясь от него. Чистое небо то и дело заволакивает темными облаками. Когда другой человек отзывчив, внимательно слушает вас или говорит что-то приятное, вы начинаете раскрываться. Когда партнер не чуток и не может услышать вас или говорит что-то угрожающее, вы быстро напрягаетесь и сжимаетесь.

Наша способность чувствовать всем сердцем согласие с другим человеком меняется в зависимости от обстоятельств. Она зависит от того, насколько каждый из нас способен давать и брать, от химии между нами, от наших ограничений и обусловленности, от того, как долго мы занимаемся личным развитием, насколько мы гибки и осознанны, насколько хорошо мы можем общаться друг с другом, от той ситуации, в которой мы находимся и даже от того, выспались ли мы прошлой ночью.

Относительная любовь зависит от времени и обстоятельств.

Обычная человеческая любовь всегда относительная. Как и погода, относительная любовь находится в постоянном динамическом изменении. Она усиливается и ослабевает, прибывает и убывает, меняет форму и интенсивность.

Все это может показаться совершенно очевидным. Но есть одна трудность. Мы тем не менее продолжаем воображать, что другие – ну один-то уж точно! – должны тем не менее оказаться источником абсолютной любви для нас просто любя нас правильно! Так как наш первый опыт любви обычно бывает связан с другими людьми, мы начинаем рассматривать отношения как единственный источник абсолютной любви. И когда выясняется, что отношения не смогли обеспечить нас этой идеальной любовью, о которой мы так мечтали, мы приходим в к выводу, что случилась какая-то серьезная ошибка. И разочарование в надеждах активирует наши сердечные раны и недовольство другими. Вот почему самым первым шагом в исцелении любовных ран и освобождении себя от обид является признание фундаментальной разницы между абсолютной и относительной любовью.

Отношения постоянно осциллируют между двумя людьми, которые пытаются найти точки соприкосновения, а затем обнаруживают, что их различия растаскивают их в разные стороны. И это становится проблемой только в том случае, если мы ожидаем, что наша любовь будет незыблемой и непоколебимой.

Эти ожидания не дают нам насладиться тем особым даром, который может предложить относительная любовь – интимностью. Интимность – это разделение с другим человеком того, кем мы являемся в нашей обособленности, и она может случиться лишь там, где двое, я и мой партнер, встречаются как два совершенно разных человека, и в то же время как двое, у которых есть что-то общее.

Если мы честно оглянемся на свою жизнь, мы скорее всего обнаружим, что никто из наших партнеров не был всегда и полностью в нашем распоряжении. Хотя нам и нравится воображать, что кто-то где-то когда-нибудь - может быть кинозвезда или духовный учитель – и обрел идеальные партнерские отношения, это конечно фантазии. При ближайшем рассмотрении, мы обнаруживаем, что у каждого есть страхи, слепые зоны, тайны, ненадежность, агрессивные и манипулятивные наклонности и эмоциональные триггеры, которые перекрывают канал абсолютной любви.

Происхождение травмы

Серфинг на волнах отношений становится особенно трудным, когда мысли о непонимании, отсутствии гармонии и отделенности активируют нашу основную травму, напоминая о старых разочарованиях и боли из детства. В первые месяцы нашей жизни родители, скорее всего, дали нам самую большую порцию безусловной любви и преданности, на какую они только были способны. Ведь мы были такими очаровательными малышами! Возможно, они чувствовали себя благословленными – ведь в их жизнь пришли такие драгоценные и красивые существа. Возможно, мы приобрели какой-то первоначальный опыт того, каково это – греться в лучах чистой любви.

Но именно здесь берет начало одна из самых фундаментальных человеческих иллюзий – представление, что источник нашего счастья и благополучия находится где-то вовне и зависит от одобрения, принятия и заботы других людей.

Когда мы были младенцами, это действительно было так – потому что вся наша жизнь была всецело зависима от других. Но даже если предположить, что на самых глубоких уровнях своего существа наши родители действительно любили нас безусловной любовью, они не могли проявлять и поддерживать это состояние постоянно из-за своих естественных человеческих ограничений. Это не их вина. Это незначит, что они были плохими людьми или плохими родителями. Как и у всех людей, у них были их собственные страхи, печали, заботы, а также их собственные раны, связанные с любовью. Как и все мы, они были несовершенными сосудами для совершенной любви.

Когда дети сталкиваются с обусловленной любовью, любовью, на которую нельзя положиться или которая манипулирует, в их сердце формируется узелок страха – потому что они приходят к выводу, что “их никто не любит по-настоящему”. Это вызывает панику, которая в свою очередь приводит к тому, что тело и ум замораживаются. Это базовая травма любви, которая в психоанализе называется “нарциссической раной” – потому что она наносит ущерб нашему ощущению себя как личности и нашей способности любить себя. Она оказывает влияние на все наше восприятие себя и ставит под сомнение тот факт, что мы по своей природе заслуживаем любви.

Эта травма так болезненна, что дети стараются вытеснись ее из своего сознания. И тогда наша душа покрывается коростой. Это короста нашего недовольства. Недовольство другими – защитная функция. Благодаря ей мы черствеем, и как будто не чувствует больше этой базовой боли из-за того, что нас не любят тотально. И тогда мы вырастаем с изолированным, отсоединенным от источника эго, в самой сердцевине которого находится эта рана, связанная с паникой и стремлением закрыться. А поверх всего этого – наше негодование, которое становится самым мощным оружием в нашем защитном арсенале.

И именно незнание того факта, что мы достойны любви и любимы – такие, как мы есть – не дает этой ране исцелиться. Нам кажется, что это зависит от других людей. Мы бы хотели – и часто ожидаем – что относительная человеческая любовь будет абсолютной, что мы попадем устойчивый поток принятия, понимания и сонастройки. Когда этого не происходит, мы воспринимаем все слишком лично, как чью-то вину - нашу, потому что мы были недостаточно хороши; или партнеров – потому что они недостаточно нас любили. Но тот несовершенный способ, которым нас любили наши родители – или кто-либо еще – не имеет никакого отношения к тому, заслуживает ли любовь доверия или можем ли мы быть любимы. Он не оказывает ни малейшего влияния на то, кем мы являемся по сути. Он просто указывает на обычные человеческие ограничения, не более. Другие люди не могут любить нас более чистой любовью, чем позволяет структура их характера.

В поисках источника любви

К счастью, штормовая природа наших взаимоотношений ни в коей мере не умаляет и не подрывает стойкое присутствие большой любви, абсолютной любви, которая всегда остается. Солнце не перестает светить даже за тяжелыми темными облаками.

Проблемы в отношениях начинаются, когда мы воображаем, что тепло, возникшее в нашем сердце, изначально принадлежит не нам, а привнесено туда другим человеком. И тогда мы становимся одержимы другими как поставщиками любви. Но правда в том, что тепло, которое мы ощущаем, связано с солнцем огромной любви, сияющей в нашем собственном сердце. Как писал Д. Г. Лоуренс: “Те, кто отправляются на поиски любви, находят только свою собственную “нелюбимость”. Почувствовать, что он имел в виду, очень просто. Зафиксируйте свое внимание на ком-нибудь, и теперь захотите, чтобы этот человек полюбил вас сильнее. А теперь обратите ваше внимание на свои чувства в связи с этим. Если вы будете действительно внимательны, вы заметите, что поиски любви в другом человеке приводят к сжатию и напряжению в вашем собственном теле, особенно в грудной клетке. Она начинает давить на ваше сердце. И, как следствие, вы чувствуете собственную нелюбимость.

Идея, что другие являются источником любви, приговаривает нас потерянно скитаться в пустыне боли, оставленности и предательства, где человеческие отношения оказываются безнадежно трагичными и всегда с изъяном. Как только мы фиксируем наше внимание на том, что родители нам чего-то недодали, друзья нам что-то не демонстрируют постоянно и неизменно, а любимые нас не понимают, мы упускаем возможность укорениться в своем собственном присутствии и исцелить главную рану нашего сердца. Чтобы вырасти из детской зависимости, мы должны пустить корни в неиссякаемый источник абсолютной любви. И это единственный способ узнать, что мы любимы буз всяких условий.

Однако подчеркивая, как важно прекратить искать любовь в других, я вовсе не предлагаю отказаться от отношений и ни умаляю их значимость. Напротив, если вы способны напрямую соединиться с источником необусловленной любви, вы можете строить ваши отношения с другими более ясно, уверенно, прямолинейно, а не вилять, пытаясь что-то получить “извне”. Чем меньше вы требуете от отношений, тем больше вы способны оценить красоту их узоров, в которых восхитительно сплетаются абсолютное и относительное, совершенное и несовершенное, конечное и бесконечное. Вы можете перестать бороться с приливами и отливами относительной любви, и научиться кататься на их волнах. И вы сможете более полно оценить простой, повседневный героизм, который требуется для того, чтобы открыться другому человеку и выковать подлинную интимность.

Любя свою человечность

Хотя, возможно, только святые и будды воплощают в теле абсолютную любовь, каждое мгновение работы с вызовами относительной человеческой любви привносит в нашу жизнь намек на эту божественную возможность. Являясь дитем неба и земли, вы соединяете в себе безграничную открытость и конечные ограничения. Это значит, что вы одновременно удивительны и непросты. Вы скрываете в себе дефекты и зажаты в старых моделях, вас может понести. Вы довольно невыносимы во многих аспектах. И в то же самое время, вы - безгранично прекрасны. Потому что ваше ядро, ваша сущность состоит из чистой любви, из мощного сплава открытости, тепла и ясного, прозрачного присутствия. Безграничная любовь всегда как-то умудряется пробиться сквозь нашу ограниченную форму.

Привнося абсолютную любовь в человеческую форму, мы учимся выносить нашу собственную невозможность и невыносимость других на манер того, как небо обходится с облаками – невозмутимо предоставляя им место в своем пространстве. Небо может сделать это, потому что его открытость настолько обширнее облаков, что облака не могут представлять для него никакой угрозы. Относясь подобным же образом к нашим несовершенствам, мы начинаем рассматривать их не как преграды на пути к любви и счастью, но как указатели того пути, который необходимо пройти. И тогда мы можем сказать: “Да, у каждого есть относительные слабости, которые вызывают страдание. Но каждый также обладает абсолютной красотой, которая значительно превосходит эти ограничения. Давай растопим то, что заморожено и пугает, в тепле нашей нежности и сострадания”.

В своей книге “Деяния любви” датский философ Серен Кьеркегор отмечает, что подлинная любовь не принимает других вопреки их недостаткам, словно бы возвышаясь над ними. Наоборот, она “любит других вместе с их слабостями, ошибками и несовершенствами… Вы не должны отдаляться от возлюбленного из-за его слабостей; наоборот – вы должны держаться вместе с еще большей солидарностью и погруженностью друг в друга с целью преодолеть эти слабости”.

Это же касается и любви к себе. Когда вы осознаете, что абсолютная любовь внутри вас не тускнеет от ваших недостатков, тогда эта красота может начать заботиться о том чудовище, которым вы иногда кажетесь. Касание любви начинает размягчать заскорузлый защитный панцирь чудовища.

И тогда вы начинаете обнаруживать, что красота и чудовище идут рука об руку. Чудовище – не что иное, как ваша раненая красота. Эта красота, которая утратила веру в себя потому что никогда не была полностью распознана. Не веря в то, что вы любимы и достойны любви, вы готовите почву для всех этих “чудовищных” – эмоций: злости, заносчивости, ненависти, ревности, подавленности, неуверенности, привязанности, подлости, страха потери и отвергнутости.

Первый шаг, который мы можем сделать для того, чтобы освободить чудовище от этого груза – это признать, что наше сердце отгорожено. И если мы заглянем за эту ограду, мы можем найти в себе раненое, отрезанное от других пространство, в котором и укоренилось чувство нелюбви. Если мы сможем отнестись к этому бережно, без осуждения или отрицания, мы обнаружим огромную нежность, которая таится в самой сердцевине нашего человеческого существа.

Наша красота и наше чудовище возникают из одной и той же нежности. Когда мы черствеем, рождается чудовище. Когда мы позволяем нашей нежности проявиться, мы начинаем различать контуры давно потерянной красоты, спрятанной в животе чудовища. Если мы сможем излучать тепло и открытость в темное пространство, где мы не знаем, что мы любимы, это приведет к союзу между красотой и раненым чудовищем.

И это та самая любовь, к которой мы так страстно стремимся – принятие нашей человечности, которая позволяет нам узнать самих себя как прекрасных, светящихся существ (которыми мы и являемся), обитающих в уязвимой, дрожащей форме; как гусениц, стремящихся превратиться в бабочек; как семена, которые должны дать начало новой жизни. Как земные создания, мы не можем избежать разочарований, потерь и боли. Мы уязвимы. Но как открытый канал, по которому великая любовь приходит в мир, наши сердца несокрушимы. Быть полностью и подлинно человеком – значит быть укорененным в обоих этих измерениях, празднуя тот факт, что мы хрупки и неразрушимы одновременно.

И именно на этом перекрестке, где встречаются “да” и “нет”, безграничная любовь и человеческие ограничения, мы обнаруживаем основное человеческое предназначение: постепенно, слой за слоем, снимать покровы с солнца в нашем сердце, чтобы его лучи могли согреть и осветить нас и все творение целиком. И это уже не маленькая любовь, отделенная от подлинной силы, но, как писал Руми:

“Когда мы полностью сдаемся этой красоте

Мы становимся могущественной добротой”.

У акульих деток зубки болят.( После стейка и сушеного краба.

ГЛАВА 21

Маккой набрал в гипоспрей кровь Джеймса, и тот накрыл его ладонь своей и кивнул в сторону двери. Когда капитан шагнул в медотсек, доктор уже встречал его в дверях.
Он сделал ему укол, даже не спрашивая разрешения, и вцепился в руку, буксируя капитана к ближайшей койке. Тот не протестовал, но осторожно присел на кровать, как будто хотел что-то обсудить, прежде чем отдаться в руки доктора.
Спок повернулся от монитора и молча смотрел на капитана, но удержался от того, чтобы подойти к нему.
Джеймс подумал, что ему, наконец, удается в большей или меньшей степени контролировать этот «резонанс». Он не мог избавиться от боли капитана с собственном теле, но у него получалось ослабить связь и держать вулканца подальше от своих ощущений. Спок, со своей стороны, также отгораживался, чтобы не дать ему почувствовать собственную боль. Но в целом это было уже что-то.
читать дальшеКоммандер проводила капитана до постели, а потом подошла к Джеймсу и встала рядом с ним. – Все в порядке, - отрапортовала она. – Мы были крайне убедительны. По крайней мере, все делегаты на конференции под впечатлением. Нескоро они решаться вновь обвинить его в нарушении первой директивы. Начались разговоры про союз, который позволил бы им вступить в отношения с Федерацией и Империей. Люди Омнэ поддерживают эту идею. Конечно, они ошеломлены, но понимают разумность такого предложения. Делегаты организуют комиссию для подтверждения факта смерти Омнэ и вернутся к нам с результатом.
- А что субкоммандер С’Тал? – спросил Джеймс.
- Вне себя, - сказала она, - по своему обыкновению. – Она мрачно улыбнулась ему. – Все еще считает, что я у вас на положении заложника. – Она посмотрела ему в глаза, подчеркивая, что так оно и есть. – Он – моя сдерживающая сила. Он может остановить меня, когда я готова пустить в ход оружие. Но командую кораблем я.
Так вот как обстоят дела. Возможно, этот С’Тал значит для нее гораздо больше, чем кажется.
- С’Тал последует за нами до границы нейтральной зоны, капитан, - сказала она ровно. – Как вы и предложили – двенадцать радиусов действия транспортера, чтобы оказаться вне зоны действия транспортеров и вооружений. Думаю, нам стоит дождаться доклада делегатов. Мне будет спокойнее, если мы оставим за собой возможность уйти в варп.
- Много ты неприятностей сегодня заработала? – Спросил Кирк.
Она обернулась к нему, упрямо вздернув подбородок. – Я справлюсь. – ответила она. – Теперь мне придется разобрать Империю на части и вновь собрать. Решение о том, начинать ли войну, или заключить мир принимаю не я. И мне нужно дойти до того, в чьих руках оно находится.
Кирк кивнул. – Я так и думал. С’Тал поддержит тебя?
- Нет, - сказала она. – Но им придется иметь дело с ним, прежде, чем они смогут добраться до меня.
Кирк улыбнулся с пониманием и сочувствием. – Все же, надеюсь, придет время, когда мы сможем быть союзниками и друзьями.
- Я тоже. Тем более, что я бы не хотела оказаться вашим врагом.
Кирк улыбнулся. – И это взаимно.
- Думаю, это наиболее приемлемое соглашение, - встрял Спок, - потому что враждовать сейчас было бы совершенно нелогично. Однако полагаю, что между собой мы уже договорились о взаимодействии, и нам придется дойти до нужных людей в Империи и в Федерации, чтобы совместно противостоять угрозе, которую представляет Омнэ.
- Согласен, Спок, - откликнулся Кирк, - Продолжай.
- Тогда я рекомендую обратиться к другой проблеме, пока вы с Джеймсом еще способны концентрироваться на ней. От меня не укрылась твоя потребность в медицинской помощи и длительном отдыхе.
Конец иллюзиям, подумал Джеймс, подозревая, что выглядит сейчас не менее робко, чем Кирк. Хотя Спок всегда обходился и без связи, когда дело касалось здоровья Джима.
- Не могу не согласиться, - вмешался Маккой. – Вы можете идти, а я займусь этими двумя.
- Боюсь, мне скоро придется покинуть корабль, доктор, - прервала его коммандер. – Иначе С’Тал и вправду решит, что меня удерживают здесь силой, или что я потеряла рассудок.
- Прошу прощения, коммандер, - озадаченно откликнулся Маккой, - но какое это имеет отношение? Вы можете обсудить свои планы по видеосвязи – позже – завтра.
- Нет, не можем, - ответила она, взглянув на Спока.
Маккой начал понимать ход ее мыслей. – Хм… ну хорошо, тогда вы со Споком…
- Нет, доктор, - сказал Спок, - Коммандер, капитан, мы провели все возможные проверки личности Джеймса. Он абсолютно неотличим от Джеймса Т. Кирка, до последней молекулы. И это невозможно будет скрыть.
Кирк вздохнул и кивнул, глядя на Джеймса. – Как мы и предполагали, - сказал он. – Ты не должен был это делать
- Нет, должен, - ответил Джеймс, но не нашел в себе сил продолжить.
Спок пришел ему на помощь. – Что означает, капитан, что его невозможно будет скрыть в звездном флоте. Или в Федерации. Не пойдя на исключительные сложности и риски. Я могу порекомендовать отправить Джеймса к моим родителям на Вулкан. Там с уважением относятся к личному пространству и гость – всегда воспринимается как друг. С достаточно убедительной биографией, я думаю, это не вызовет вопросов. К тому же, мой отец сможет служить Джеймсу достаточной защитой, а у нас всегда будет мотив для визита…
Брови коммандера удивленно поползли вверх.
- Бог мой… - прошептал Кирк, его плечи поникли, как будто его, наконец, согнул вес проблем. Он смотрел на Джеймса с нескрываемым отчаянием в глазах. – Он… не сможет… Ты не можешь, Джеймс… Я… не смог бы. – Он с трудом перевел дыхание. – Я не могу. Что вообще делает его… другим? По какой причине? Я не могу назвать ни одной. Между нами нет никакой разницы. Но… я не могу отказаться от всего этого. – Он махнул рукой, обозначая корабль, звезды, Спока, Маккоя. – Как сможешь ты? Ты не выдержишь. – Он посмотрел на Спока. – Должно быть другое решение.
- Я не вижу других решений, - откликнулся Спок. – Проблема не имеет решения, но, тем не менее, должна быть решена. В случае полного сходства, по логике, нет никакой разницы. Но в то же время она существует. Возможно, нет никаких других причин, кроме… и я думаю, сам Джеймс понимает это, - права оригинала.
- Но как ты можешь быть уверен в том, что оригинал – это я? – Резко спросил Кирк. – Ты даже не вступал со мной в слияние разумов, у тебя есть только мое слово, что я не терял сознания…
Лицо Спока смягчилось, и Джеймс, внезапно, почувствовал прилив гордости. – Слияния разумов мне не требуется, Джим. Настоящий Кирк никогда бы не сказал неправды об этом. Сомневаюсь, что я мог бы поверить на слово кому-то другому.
Кирк грустно улыбнулся. – Боюсь, что в таком вопросе никаких доказательств недостаточно. – Он покачал головой. – Я не могу доверять даже самому себе.
- Но ты доверяешь Джеймсу, - сказал Спок, подчеркивая глазами, что Джеймс имел свободу перемещаться по Энтерпрайзу, был одет в ту же самую командную форму, что и сам Кирк.
Кирк улыбнулся, признавая его правоту. – Да, с этим не поспоришь. – Он взглянул на Джеймса. – Это не приходило мне в голову, и у меня не было повода задуматься об этом, но… факт остается фактом.
Джеймс кивнул. – В определенный момент, возможно, и в случае, если разницы, действительно не существует…
- Но разница существует, - прервала его коммандер. – Послушайте себя, решаете, что с ним делать, как будто он ваша собственность. – Она повернулась к Споку с горящими глазами. – Он не принадлежит вам, понятно? Отправить на Вулкан, ну конечно! И что ему там делать? Выращивать кивас? Пропалывать триллиум? Лучшему командиру галактики? Лучшему – на войне и в мире? Человеку, который готов был пожертвовать своей свободой – ради вашей? Ему теперь отказаться от нее? Отказаться от звезд?
- Но если не нам решать его судьбу, - спросил Спок, - то кому? Вам?
Коммандер вздернула подбородок и с вызовом посмотрела на Спока. – Да! – сказала она.
- Что? – вырвалось у Маккоя, а Кирк удивленно посмотрел на нее.
- Я предъявляю свои права на него, - сказала она, обводя их взглядом. – Я дралась за него. Я спасла ему жизнь. По обычаю моего народа, он мой, если я пожелаю. Я желаю его.
- То есть… - пробормотал Маккой, - вы хотите сказать, что он принадлежит вам? Как собственность?
- Почему бы и нет? – ответила она. – Я заключила с Омнэ сделку. Ценой был его пленник. Я хочу получить то, за что сражалась. Он принадлежит победителю.
- Но мне казалось, это Спок сразил Омнэ? – Спросил Маккой.
- Это так, - откликнулась она, - но я не участвовала в схватке только для того, чтобы уберечь человека. У меня получилось, а значит, победа Спока и моя победа. К тому же, я и раньше спасла его здоровье, если не жизнь. Спок дрался за оригинал. Я тоже, но я не стану жадничать. Боюсь, два Кирка – это слишком для меня.
- Ну и ну, - проворчал Маккой. – Вы ведь несерьезно?
- Никогда не была серьезней, - откликнулась она. – Спок, можешь ли ты оспорить мое право по традиции, которая была общей для нас до того, как наши народы разделились?
- Не по этой традиции, - мрачно возразил Спок. – Но я могу оспорить твое право.
- Где же ваша хваленая первая директива? – Ухмыльнулась она. – Это обычай моего народа.
- Это его жизнь, - ровно сказал Кирк.
- Я все ждал, когда до кого-то из вас это, наконец, дойдет.
Это произнес Джеймс. Он встал и положил ладони на плечи коммандера, разворачивая ее к себе. – Тебе не пришло в голову спросить моего мнения?
Она, ни мало не устыдившись, вздернула бровь. – Только если ты дашь правильный ответ.
- А иначе? Упакуешь меня в оберточную бумагу и заберешь с собой?
- Вполне возможно, - ответила она. – Мои люди будут меньше возражать против твоего появления, если ты останешься моим пленником, а не спутником.
- И что ты предлагаешь? – спросил он.
- Ни то, ни другое, - ответила она. – Тому, что я предлагаю тебе, нет названия. Как и той судьбе, что ты сам мог бы выбрать для себя. У тебя есть выбор только остаться человеком и моим пленником и рабом или быть рядом со мной как ромуланец и мой любовник. И ни одна живая душа не должна узнать, кто ты на самом деле. Тебе придется обходиться только своей силой духа, потому что твои мускулы там ничего не стоят. Ты не сможешь позволить себе ввязаться в драку, потому что это раскроет тебя и меня вместе с тобой. Я смогу создать тебе ложную биографию, но если ты выдашь себя, все приведет ко мне. Это послужит мне защитой от твоей импульсивности. Ты мог бы рискнуть собой, но мной ты рисковать не станешь.
Джеймс почувствовал, что сбивается с дыхания, и что двое связанных с ним – вулканец и человек - тоже задержали свое. – Ты строишь слишком много предположений, - сказал он осторожно.
- Я не права? В моих словах нет логики? Это слишком самонадеянно с моей стороны? – Она покачала головой. – Ты не сможешь отказаться от всего этого. От драки. Он вызова. От межгалактического противостояния твоего масштаба. Вместе со мной у тебя будет шанс изменить Империю. Установить отношения с Федерацией, мир, который по-другому заключить невозможно. Ты будешь заниматься тем же, чем и прежде. У тебя будут звезды. Твое место, твоя работа, твоя жизнь. Ты даже сможешь встречаться со Споком и Джимом – и не как отставной. А как равный в битве, которая ждет нас всех. С Омнэ – и в качестве движущейся мишени.
- Еще не легче, - встрял Маккой. – Вы оба в своем уме? Он не сойдет за ромуланца. Если повезет, продержится час. Даже в прошлый раз это было форменным сумасшествием. Но тогда мы ничего не знали про ромуланцев. Не были уверены, что они вулканоиды и также сильны. Но когда вы… гостили у нас… я смог понять наверняка. У вас другая молекулярная структура, другое строение костей и мышц – вы тяжелее и сильнее. Даже против вас он не продержится и минуты.
- Гораздо меньше минуты, - откликнулась она.
- Я продержался дольше со Споком, - упрямо отозвался Джеймс, не задумываясь о разнице.
- Даже Спок – не ромуланский командир, прошедший полную подготовку, - сказала она. – Да, у него больше мышц, но не настолько больше, как вам кажется. Но меньше техники. И слишком много веков мира. Ваш пацифизм – даже в звездном флоте.- Она покачала головой. - Но ты продержался лишь по той же причине, по которой продержался бы и со мной – он никогда не дрался с тобой в полную силу.
- Это правда, - признал Джеймс.
- Но мне не приходилось бороться за его выживание в Ромуланской империи, - заметил Спок, - и не в качестве ромуланца.
- Ты готов был пойти на риск – когда Омнэ предложил такой вариант.
- Тогда я не видел другого выхода, - сказал Спок. – Но в какой-то момент я бы нашел что-то еще. Скрывать его личность годы – десятилетия – это выше моих возможностей – и твоих.
- Не выше моих, Спок. Он верит мне. И я сохраню эту веру. Он смог принять мое командование. И снова примет. Со мной он будет в безопасности. Я буду тренировать его. И охранять. Я сберегу его. Когда будет нужно, заставлю его склонить голову. – Она повернулась к Джеймсу и улыбнулась ему. – Тебе придется непросто. Тяжелее, чем ты думаешь. Первый альфа-самец в галактике должен будет подчиняться. И кому? Женщине. Возможно, мы сможем устроить показательный поединок. Но ты никогда не сможешь драться со мной по-настоящему. Тебе придется жить с этим, и никто кроме нас не должен будет ничего узнать. Я буду принадлежать тебе, и никто другой не должен догадаться, что ты значишь для меня. Потому что иначе они сожрут меня живьем. – В ее улыбке сейчас было признание и был вызов. – Я не знала ни одного из ныне живущих людей, который смог бы пойти на такое. Но, мне кажется, такой человек был рожден – и не вчера, а сегодня. Ты знаешь, что это не сработает, если тебе нужен только космос и сражения. И я не предлагаю тебе убежище. Но если ты готов…
- Мне не нужно убежище…, - начал Джеймс.
- Постой, - быстро проговорил Кирк и, с трудом встав с койки, подошел к ним и положил руку на плечо Джеймса. – Подожди… Да, я вижу, что ее предложение может сработать, но… твоя жизнь – здесь. Твои друзья, семья… даже больше. – Он взглянул на Спока. – Мы не можем так поступить с ним. – Он повернулся к Джеймсу и посмотрел ему в глаза. – Это проблема двух одинаковых существ, идентичных живых людей. Это метафизическая проблема. Я не уверен, что здесь работает право оригинала, но так сильно хочу воспользоваться им. Но ты имеешь все те же самые права, что и я – на мою жизнь, собственность, место, власть, друзей, семью, на наши общие воспоминания. – Он выпрямился. – Нет никакой разницы. И все же… я не могу просто исчезнуть, оставив все тебе. Как ты можешь быть способен на такое?
Джеймс с трудом перевел дыхание. Он внезапно почувствовал, что признание этого права было признанием своего места, что честный ответ – это дань уважения. И от этого ему почему-то стало легче. – Я тоже не смог бы сделать этого, - сказал он, - но для меня все это было бы неправильно. – Он улыбнулся и коснулся руки коммандера. – Нам придется найти решение, и оно в том, что с момента… разделения… возникает разница. Личность – это ее воспоминания. Омнэ предпочел умереть, чем проститься с памятью об этом дне. Я поступил бы также. Это мой день. Сколько бы боли он ни причинил, он стал частью меня. И этот день пока единственный, который полностью принадлежит только мне. Как и твой день – только твой. Независимо от того, сколько у нас общих воспоминаний. У меня есть вера Спока. Его отказ считать, что мной можно пожертвовать, даже после того, как мы узнали, что ты жив. Вера коммандера.
Джеймс расправил плечи и посмотрел в такие же, как у него самого глаза. – Это только мое. И это делает мой выбор возможным. И не только потому, что сделать его необходимо. Джим, ты поверишь мне на слово?
Кирк улыбнулся в ответ. – Конечно, Джеймс.
Джеймс повернулся к стоящей рядом с ним женщине. – Коммандер, а вы?
Она вздернула голову. – Конечно, Джеймс, всегда.
Он протянул руку и коснулся ее лица, заправил прядь волос за острое ухо. – Всегда – этого будет – почти – достаточно, - прошептал он.
Ему казалось, что касаясь пальцами ее лица, он почти чувствует пламя, бушующее в ее разуме, видит его отблески во взгляде. – Почему ты до сих пор не сказала мне своего имени? – Спросил он. – Он имел в виду личное имя, которое, как однажды упомянул Спок, означало «ранняя весна» на древнем языке, который когда был общим для их народов.
- Скажу, - ответила она, взглядом обещая, что он узнает о ней гораздо, гораздо больше.
Он кивнул и повернулся к остальным. Спок… Споку ему нечего было сказать, да и не было нужды. Джим… все было уже сказано. Маккой… изо всех сил старался не волноваться, но у него плохо получалось.
Джеймс улыбнулся. – Ты уж в этот раз потрудись над ушами, Боунс, - он кивнул в сторону коммандера и Спока, - а то эти двое будут вечно подшучивать.
- Они все равно будут, - проворчал Маккой, немного успокоившись. Но у него все равно подрагивали руки, и он положил ладонь на плечо Джеймсу. – На всех на вас не угодишь, - Он положил вторую ладонь на плечо Джиму.
За ним, как обычно, осталось последнее слово.
Когда Спок с коммандером и человек уже направились к дверям, Джеймс услышал, как Джим сказал. – Задержись на минутку, Спок.
Вулканец отвернулся, а Джеймс почувствовал пустоту, которую не смог списать лишь на действие успокоительных, которыми его наколол Маккой. Джим и вулканец впервые оставались вдвоем. И это было право Джима, их право. Они вдвоем смотрелись абсолютно органично, как будто собирались обсудить очередной дежурный вопрос.
Джеймс заставил себя шагнуть за дверь. Через мгновение Маккой уложил его на койку в маленькой операционной и всадил в плечо очередной гипошприц. Он старался не подслушивать через их связь, но не мог не уловить, что Джим говорит что-то про то, что нужно проверить, не пришел ли ответ от делегатов. Но Джеймс был уверен, что это было совсем не то, что ему действительно хотелось сказать.
Джеймс почувствовал, как коммандер взяла его за руку. Его взгляд начинал туманиться. – Я в твоих руках, - пробормотал он с ноткой печали.
- Да, - удовлетворенно откликнулась она.
Уже проваливаясь в сон, он не мог не следовать связи, почувствовал присутствие другого разума – Джим? Наверное, это действие наркоза. В любом случае, у Джима было на это право… Он переставал чувствовать тело Джима, его боль.
Джеймс засыпал, думая о различиях. Когда он проснется, даже его лицо станет другим.

Дэнис второй день выступает с чечеткой.

Вчера разбил стеклянный бокал вдребезги. Меня осколки жутко сквикают. 31 декабря он разбил в пыль в раковине стакан. Из-за этого новогодняя ночь была испорчена. Вчера собирал осколки пылесосом - больше возил их взад-вперед щеткой, пока я не взяла дело в свои руки. И то потом собирала с пола микроскопические пылинки. Да, я псих. В процессе он еще сломал вентилятор. Не спрашивайте, как. Склеил сегодня.

Но сегодня мы купили телятины. А он взял и замариновал ее в соусе для гуляша, который мы привезли из Будапешта в прошлом году и который (я проверила) оказался просроченным на год!!! Я отказалась это есть. Просроченные продукты меня тоже жутко сквикают. Короче, не дружу я с белой сенсорикой. Ну вот... в итоге пришлось мне удовлетвориться миской рукколы с черри-сливками, моцареллой и карамелизинорованным бальзамическим соусом и бокалом розового чиллийского.) Что тоже неплохо.

Но пробесилась я знатно.

Значит, таки Майлз... Симпотный, ничего не скажешь. Но, мне кажется, та еще сучка. Улыбается - только губами, а глаза улыбка вообще не трогает. Ох, скрутит он Захарку в бублик.

Марианская впадина - какая чудесная метафора. И мне почему-то кажется, что это Зак не про глаза Криса.

Пишет  strong_raven:

Стар Трек в диалогах.
Автор strong_raven
Жанр: лютый стеб, хумор.
Рейтинг: Одни разговоры.
Предупреждение: На злободневную тему. См. тред ниже.
Размер: 609 слов.
читать дальше'

*1967*
Родденберри: Леонард, не хочешь ли поучаствовать в параде в образе мистера Спока? Естественно, за деньги.
Нимой: (двое детей, жена, оранжерея недостроена) Конечно.
Фанаты: А-а-а, мистер Спок!!!
Нимой: (прикрывает обнаженное тело остатками формы) Похоже, я недооценил фанатов.

*1968*
Телебосс: Мы закрываем этот никому не нужный сериал.
Фанаты: Что-что-что?
Телебосс: То есть продлеваем его на третий сезон.
Фанаты: То-то же.

*Начало 1970-х*
Нимой (после спектакля): О, сколько фанатов! Наверное, я хорошо сыграл Холмса.
Фанаты: А-а-а, мистер Спок!!!
Нимой: Я НЕ СПОК!!!

*Конец 1970-х*
Парамаунт: О, похоже, фантастика может приносить большие деньги! (отсчитывает деньги на полнометражный фильм)
Режиссер: Этих денег хватит, чтобы снять „Энтерпрайз” сзади, спереди и сбоку! Еще и выход из доков покажем!
Родденберри: Не забудьте про дружбу Кирка и Спока, я вот даже специальное слово придумал: t’hy’la. Правда здорово?
Фанаты: Ага.
Фанаты-слэшеры: Так вот как это называется!

*Начало 1980-х*
Фанаты: Нет! Нет! Нееет!
Нимой: Я не Спок! Я не Спок! Ура!
Парамаунт: Подождите. Кассовые сборы...
Ник Мейер: А я как знал. Мы тут оставили лазейку.
Фанаты: То-то же.
Нимой: Чур я буду режиссером.

*Середина 1980-х*
Нимой: Мы разрушим „Энтерпрайз”, но спасем меня. Я сказал „меня”? О Боже.
Фанаты: Ура!!! Boldly go!!!
Фанаты-слэшеры: Кирк несет Спока на руках! По-моему, он целует его в плечо! Орфей и Эвридика!!! Ура!

*Конец 1980-х*
Нимой: Я снимаюсь в Стар Треке с 1964 года. Не пропустил ни одной серии. Режиссировал два фильма. Кто я после этого?
Спок: Ты Спок.
Нимой: Логично.
Шатнер: Чур я режиссер.
Фанаты: Get a life? Ну-ну.

*Начало 1990-х*
Родденберри: Повсюду Стар Трек. Тут – „Неоткрытая страна”, там - ТНГ, здесь – конвенции... Я сделал в этой жизни все (умирает).
Нимой: Пора и нам с тобой, Билл, на пенсию.
Шатнер: Как это? А конвенции? 20 долларов за автограф, 100 долларов за фото. Да я еще книгу напишу!
Нимой: А я расскажу всем про велосипед.
Шатнер: Ты уже сто раз рассказывал.
Нимой: Лишний раз не вредно.
Шатнер: А я тебя опять поцелую в ухо.
Нимой: Брось свои шуточки, Билл. Про нас и так черт знает что думают.
Фанаты: Ага. Фанзинчик не подпишете?

*1990-е – 2000-е*
Нимой: А теперь я расскажу про...
Шатнер: (душит Нимоя в объятиях) Нет, это я расскажу вам про свою новую книгу.

*2007*
Парамаунт: Посмотрим, что можно выжать из этой франшизы.
Абрамс: Я сделаю конфетку. Немного „Звездных войн”, злодей в татуировках, роды в космосе, поцелуй в турболифте и удушение на мостике. Как вам?
Парамаунт: А кто кого будет душить?
Абрамс: Спок Кирка.
Парамаунт: А целовать?
Абрамс: На что вы намекаете?

*ST-2009*
Пайн: Я Кирк.
Квинто: Я Спок.
Абрамс: Это альтернативная вселенная.
Фанаты-новички: А-а-а!
Нимой: Живите долго и процветайте!
Фанаты: А-а-а, мистер Спок!!!

*После ST-2009*
Шатнер: Фильм ни о чем.
Нимой: Я там снимался.
Шатнер: Ну извини (обнимаются и целуются).
Фанаты: Новички, слушайте. Дело было так…
Фанаты-новички: Кирк/Спок! NC-17, R, MPREG, angst, dubcon, hurt-comfort, fluff, BDSM! LOVE! LOVE! LOVE!
Часть фанатов-новичков: Как? Как там все было?
Другие фанаты-новички: Спок/Ухура! Маккой/Чехов! Вайнона/Аманда!
Фанаты-старики: О Боже.
Квинто: Крис, мы подзаработали на этой фигне.
Пайн: Точно (похлопывает Квинто по плечу).
Фанаты-рпс: Мы назовем это Пинто.
Квинто: Я гей.
Фанаты-рпс: Мечты сбываются.

*ST-2013*
Спок: Боже мой, Джим, жизнь моя, судьба моя, не умирай! (слова не слышны за тремя ручьями слез).
Джим: умирает.
Триббл: Погодите-ка.
Фанаты: AWWW! Эмоции! Кирк/Спок! NC-17, R, MPREG, angst, hurt-comfort, fluff, BDSM! LOVE! LOVE! LOVE!

*Промо-тур*
Квинто: Крис, дорогой, умница, красавец, бомбейская лазурь, сапфир, Марианская впадина! Обнимемся?
Пайн: Конечно.
Фанаты: AWWW! Пинто! NC-17, R, секс в гримерке, секс на съемочной площадке, в гостинице, в Москве, fluff, BDSM! LOVE! LOVE! LOVE!

*Прошло 2 месяца*
Фанат: Уважаемый мистер Квинто, вы когда-нибудь, ну, случайно, краем глаза…не видели в Сети мой фичок по пейрингу Кирк/Спок?
Квинто: Че? У меня нет времени на чтение такой хрени. Я зарабатываю деньги…на вас.

URL записи

Может, после того, как я закончу Феникса, взяться за Капитана Порку? И Сверхновую? Но это опять впрягаться в огромный многомесячный труд - гораздо больший, чем Феникс.

ГЛАВА 20

Спок приподнялся. Джеймс ударил его по лицу.
- Еще, - приказал Спок, - сильнее.
Джеймс стиснул зубы и вложил силу в удар. И еще один. И еще.
Спок поймал его запястье, стараясь не сжать слишком сильно. – Достаточно. Спасибо. Я в порядке.
читать дальшеМаккой провел над ним медицинским трикодером. – Но не до конца. Ты слишком мало времени провел в трансе, Спок. Ребра, колени и руки только начали заживать. А внутренние повреждения… не хочу гневить бога – другой на твоем месте уже отдал бы ему душу, но…
- Бог здесь ни при чем, доктор. Просто полезная техника. Этого будет достаточно, процесс исцеления запущен и будет продолжаться в сниженном темпе.
- Болевой порог все еще превышен настолько, что можно умереть от боли.
- Я работоспособен, доктор. И у меня есть обязанности. Займитесь теперь Джеймсом. И проведите стандартные проверки личности.
Маккой вскинул брови. – Я думал, его личность не подлежит сомнениям. Ты же сказал, что связал…
- Вопрос в другом, - прервал его Спок. – Сможем ли мы каким-то образом скрыть его личность.
- Я тебя не понимаю, - отозвался Маккой.
Спок взглянул на Джеймса, потом снова на доктора. – У Энтерпрайза не может быть два капитана. Но возможно изменить внешность пластической операцией, внести запись в архивы звездного флота, придумать другую биографию… например, должность посла по особым политическим вопросам…
- Это не сработает, Спок, существует запись о каждой молекуле его тела, есть голосовые образцы…
Джеймс кивнул. – Надо это проверить. К тому же, возможно, мы сможем понять, как работает процесс. Доктор?
- Ты не в форме для исследования. Я не вижу серьезных повреждений, но болевой порог превышен не меньше, чем у Джима.
- Пройдет, - тихо сказал Джеймс. – Идем. Спок, отдыхай.
Спок вздохнул и со страдальческим лицом откинулся на подушку. Теперь их двое!
***
- Я думаю, на данный момент этого достаточно, - сказал Кирк. – Скотти, остаетесь за главного. Коммандер?
Он быстро вывел ее с мостика, бросая взгляды на офицеров, которые никак не могли придти в себя после его возвращения. Ухура держалась, но на ее щеках все еще виднелись следы от слез.
Но больше он выдержать не мог. Когда за ними закрылись двери турболифта, он сказал, - Медотсек. – Он едва не упал, и коммандер подхватила его.
Она поддерживала его, а потом быстро наклонилась и взяла его на руки.
- Поставь меня, - охнул он.
- Не глупи, - сказала она. – Для меня ты как пушинка. Мне не стоит никаких усилий нести тебя.
- Черт побери, но не по коридорам Энтерпрайза!
Она вздернула бровь. – Думаю, тебя уже носили в медотсек на руках. Но только не женщина – в этом все дело?
- Возможно, - нехотя признался он. – К этому нелегко привыкнуть. Но даже если у тебя есть мышцы, обязательно это все время демонстрировать?
Она пожала плечами, подчеркивая, что ей нисколько не тяжело. – Это основополагающий принцип – нужно использовать то, что имеешь.
Он постарался быть честным и признать ее аргумент. Разве он сам не использовал свою силу? Радовался ей, получал от нее удовольствие? А теперь мячик оказался на другой стороне. Он изобразил на лице раскаяние. – Тогда опусти меня просто потому, что я прошу тебя об этом. Ты бы позволила мне нести себя по своему кораблю, если бы еще могла идти самостоятельно?
Она подняла брови, но улыбка на ее лице говорила о том, что она поняла его. – Хорошо, капитан. – Ответила она и медленно опустила его.
Он не был уверен, что сможет идти. У него подгибались ноги, и она обхватила его рукой. На этот раз в ее поддержке не было поддразнивания. – Все в порядке, - сказала она мягко. – Немного помощи не повредит тебе, не надо так отчаянно сопротивляться. Могу я хотя бы подставить свое плечо?
Он слабо улыбнулся и обхватил ее рукой, опираясь всем весом. Невозможно поверить, что такая хрупкая женщина может быть такой сильной. – Друзья? – Прошептал он.
- Друзья, - откликнулась она и выпрямилась, когда перед ними распахнулись двери турболифта. Она практически несла его на одной руке, а он лишь старался успевать переставлять ноги.
Но она не бравировала своей силой, поэтому случайные взгляды, которые бросали на него по пути, говорили лишь – «снова капитан в обнимку с какой-то девахой» или «добро пожаловать домой, капитан». Он видел, что членам экипажа хочется подбежать к нему, дотронуться до него. Но они не решались нарушить дисциплину. Когда все это кончится, надо ему будет взять недельку отпуска, чтобы разобраться со своими чувствами.
Доковыляв до дверей медотсека, он сказал. – Спок. Войти я должен сам.
В ее взгляде отразилось понимание, и она отпустила его, но он чувствовал, что она готова подхватить его в любую секунду. Он стиснул зубы и из последних сил шагнул в медотсек.

ГЛАВА 19

Маккою казалось, что ну вот еще секунда, еще минута, и он сможет поднять голову от своего стола.
Надо связаться по интеркому со Скотти. В сотый раз. Никаких вестей от Спока? Может, удалось, наконец, починить транспортер? Разобраться с тем, как проникнуть за чертовы защитные экраны? Но он уже знал, что услышит в ответ. Одно и то же – час за часом.
Он пытался пить, но выпивка не брала его, и он бросил эту затею. Скотти, конечно, даже не пытался, а потому был еще трезвее доктора. На его плечи свалился груз командования, и он начинал бояться, что на этот раз он может там остаться навсегда.
Неважно, надо как-то поддержать Скотти, пусть это будешь всего лишь очередной бессмысленный вопрос. Еще секундочку, Боунс…
Мягкий голос – боже мой, только галлюцинаций ему не хватало!
На его плечо легла ладонь, и он вскочил на ноги, едва не упав.
читать дальшеДжим подхватил его.
У него не было слов. Он отступил на шаг, чтобы как следует вглядеться. Невозможно! Но лицо – другого такого нет во вселенной. Глаза. Тело под его ладонями. Не андроид, не наваждение – боже милостивый, он чувствовал, что это действительно он.
- Джим! О, господи, Джим…
- Все в порядке, Боунс. Это правда я.
Хватит всхлипывать, осадил себя Маккой. Ты доктор, а не…
И не смог ничего придумать. Он поднял голову и обнял широкие плечи, попытался повернуть человека, осмотреть его…
Но тот остановил его. – Подожди, до того, как обернешься, - сказал Кирк. Это был приказ, и Маккой моргнул и замер, стараясь сконцентрироваться.
- Спок? – спросил он.
- С ним все в порядке, - разуверил его Кирк. – И со мной тоже. Но… меня двое. Это сложно объяснить, но все нормально. К тому же, с нами гостья. С ней тоже все в порядке. Прости, что пришлось так это обрушить на тебя, но мы все объясним.
Кирк отпустил его плечи, и Маккой обернулся. Но капитану вновь пришлось подхватить его, когда у того подогнулись колени, и он опустился за свой стол.
- Не хочу ничего знать, - пробормотал он в своей обычной манере страдальца.
Спок поднял бровь. – Думаю, на этом все эмоциональные проявления можно прекратить, доктор?
- Не дождетесь, - счастливо проворчал Маккой.
Спок кивнул Кирку. – Капитан, мистер Скотт.
- Конечно… - Кирк выпрямился и кивнул на интерком. – Скажите ему, чтобы сел покрепче. Мы…
Но тут раздался сигнал тревоги, и из интеркома послышался голос Скотти. – Внимание, проникновение. Защитный экран планеты отключен. Отслежен сигнал транспортера с поверхности планеты, настроенный на корабль. Охрана, обыск класса два. Всему экипажу – статус тревоги – желтый. Конец связи.
Спок и Кирк переглянулись, и Кирк махнул в сторону интеркома. – Говорит Спок, - произнес вулканец. – Отмените тревогу, мистер Скотт. Это был я.
- Спок! Где, черт побери…? Есть, сэр. Вы на борту? Тут черт знает что творится. Неразбериха в эфире. С планеты сообщают, что Омнэ был убит, перестреляна охрана. Ромуланцы беснуются – пропал их коммандер. Субкоммандер С’Тал намекает, что мы к этому приложили руку. Требует, чтобы я выдал ее или будет хуже. На планете ее разыскивают, говорят, она перестреляла охрану, убила Омнэ. В одном донесении сообщается, что ее видели с… капитаном Кирком. Там форменная истерика. – Скотт тяжело вздохнул. – Добро пожаловать на борт, мистер Спок.
- Спасибо, мистер Скотт, - отозвался Спок. – Я уже иду…
Кирк придержал его за руку. – Скотти, - произнес он в интерком. – Скажите экипажу, что я жив.
- Капитан! Джим? Джим! – Скотти перевел дыхание. – Есть, сэр.
- Так держать, Скотти. Сообщите, что я попозже разберусь со всеми… претензиями.
- Есть, сэр. Я сообщу им… - Внезапно радость исчезла из голоса Скотти. – Королева на четвертый уровень к королю, капитан.
Кирк взглянул на Джеймса, думая о том, как мало теперь стоит этот пароль. – Ладья берет королеву, мат. – Ответил Кирк.
- Есть, - успокоено откликнулся Скотт.
- Держитесь, Скотти. Пять минут. Я уже иду. Конец связи. – Он повернулся к остальным, отключив интерком, и наткнулся на Маккоя, который уже пришел в себя и сканировал его со спины медицинским трикодером.
- Никуда ты не пойдешь, - ровно сказал Маккой.
- Не сейчас, Боунс. Лучше выдай мне одежду из своих знаменитых медицинских запасов. И займись Споком. – Он увидел возмущение на их лицах. – Не спорьте, - произнес он голосом, не допускающим возражений. Маккой подумал, покачал головой и направился к шкафу, где у него хранилась униформа для Кирка и Спока, потому что он всегда ворчал, что рубашки на Кирке долго не задерживаются.
- Коммандер, сценарий такой, - сказал Кирк, оборачиваясь к ней и импровизируя на ходу. – Омнэ похитил меня. Вы меня спасли. Перемирие между благородными противниками перед лицом трусливого предательства и попыток захватить в плен и вас тоже. Самооборона. Мистер Спок раскрыл заговор и вызвал Омнэ на поединок один на один по законам этой планеты. Омнэ был повержен и покончил с собой. Теперь мы могли бы сообща нанести ответный удар для предотвращения новых заговоров. Однако мы помним о моральных ценностях Империи и Федерации. Мы заткнем первую директиву им в глотку. Хотят заниматься мирной торговлей – без проблем. Иначе им обеспечен карантин и разрыв всех коммерческих отношений. Наше совместное заявление. Лучшие реплики честно поделим. Как вам такой вариант?
- Вариант? – она медленно улыбнулась. – Но это же чистая правда.
- Правду всегда говорить проще, - ухмыльнулся он в ответ.
- Однако это лишь часть правды, - возразил Спок. – Омнэ все еще жив. Он вооружен и опасен, в случае его смерти или исчезновения, его организация продолжит свое существование. Возможно, нам стоит потребовать, чтобы они сдали оружие и отключили защитные экраны.
Маккой подал Кирку пару брюк, и он нагнулся, чтобы натянуть их под своим халатом. – Это не слишком действенно, - отозвался он. – Чтобы принудить их к подчинению, придется развязать стрельбу. У них есть право защищать свою территорию. Многое на планете действительно представляет ценность – исследования, торговля, убежище для политических беженцев. Вспомните Австралию. Нет. Но мы можем попытаться выманить Омнэ из его норы. Думаю, у него не было близких соратников. Он не сможет действовать, оставаясь мертвым. А воскреснуть – означает выдать свой процесс. Пытаться разыскать его, даже если нам позволят сделать это, мы не можем - по той же самой причине.
Маккой подал ему рубашку и взял халат. Он почувствовал, как руки доктора исследуют повреждения под тонкой пленкой, образованной спреем, пока он через голову натягивал рубашку.
- Джим…
Кирк взглянул в его наполненные болью глаза. – Все в порядке, Боунс. Меня подлатали. Лошадиная доза болеутоляющих. Я продержусь до тех пор, пока не смогу, наконец, положиться на настоящего профессионала.
- Чтоб ты знал, Джим. Действие болеутоляющих, которыми тебя накачали, заканчивается.
Во взгляде Кирка, устремленном на Маккоя, было признание, что это так и есть, но вулканец не должен даже догадаться. – Пока терпимо, - отрезал он и отвернулся. – Коммандер, нам пора. Пока ваш С’Тал не перенервничал и случайно не выстрелил по нам.
- Он славится своей импульсивностью, - ответила она и шагнула к дверям.
Спок было пошел за ними, но Кирк многозначительно взглянул на него. – Вы одеты не по уставу, мистер Спок.
Вулканец поднял бровь. – Думаю, это не имеет значения. Однако должен заметить, что вы также не в форме. – Он взглянул на босые ноги Кирка.
- Ничего, я не буду совать ноги в монитор, - Джим хмыкнул . – Нет, Спок, - затем отрезал он. – Ты остаешься в медотсеке. Пусть Маккой делает то, что сочтет нужным, а ты используй свои вулканские техники. В ближайшее время нам понадобятся все силы. - Он повернулся к Джеймсу. – Присмотришь за ним? Боюсь, тебе также придется все объяснить доктору.
- Я разберусь, - ответил Джеймс. – И… постараюсь не попадаться никому на глаза.
Кирк мрачно кивнул. – Спасибо. – Он посмотрел на Спока, который с неохотой, но готов был подчиниться, и повернулся к дверям. – Коммандер?
Она последовала за ним.