Для Мошки

[mind-castle]

Оригинальное название: The Bastard
Автор: Arachne
Пейринг: K/S, K/f
Рейтинг: [G]
Авторское предупреждение: Стар Трек – собственность Paramount Pictures, это просто любительский рассказ, никакой прибыли не извлекаю.
Саммари: Если Боунс вмешивается, события могут пойти не так, как ожидалось.
для Hafital

Ублюдок.
Перевод: Sage

Не бечено.

Я могу быть настоящим ублюдком, но с Джимом это иногда единственная возможность быть его другом

Возвращение домой. Jungle Kitty

Да, я ублюдок.
Не буду отрицать. К чему? За всю свою жизнь я понял, что иногда это единственный способ cберечь свои нервы и сохранить ясную голову. Вы скажете, что в этом может помочь также бутылочка саурианского бренди, и будете правы. Только иногда одной бутылки недостаточно. Как сейчас, например.
Неплохой напиток. Годы не видел такого отменного качества. Бренди обжигает мне горло, и весь мир уже покачивается у меня перед глазами. И это заставляет меня воспарить в самое небо. Аж почти до самого господа бога.
Только на этот раз это не сработало. А ведь это последняя бутылка из моих секретных запасов. Секретных из-за неодобрения Джоанны, а еще потому, что такие моменты я делю только с «самыми близкими» друзьями. Только теперь я лишился обоих самых близких друзей.
Потому что я ублюдок.
И поэтому я напиваюсь в одиночестве.
А это нехорошо.
Но поскольку я в запое уже вторую неделю, мне сейчас не до психологических предпосылок и физических последствий накачивания, пока из ушей не польется.
Джоанна, не переживай за здоровье своего папочки. И вы все – не тратьте время на сочувствие! Кому есть дело до такого старого идиота как я?
Потому что я ублюдок. Старый, глупый, пьяный ублюдок, занимающийся ненужной благотворительностью.
Вас это не удивляет? Меня, впрочем, тоже.
Как я уже говорил, у меня был выбор либо стать ублюдком, либо забыть о профессии. Врачу приходится стать ублюдком, понятно? Потому что люди моей профессии каждый день сталкиваются со смертью, с травмами, болезнями, кровью, грязью и прочими прелестями. И им нужно что-то, что даст смысл их жизни – нечто большее, чем перерыв между двумя операциями. А когда ты лечащий врач двух своих самых близких друзей, по совместительству двух самых несносных пациентов и двух величайших идиотов во всем флоте, ты либо сходишь с ума, либо становишься ублюдком.
А став ублюдком, у тебя нет другого выбора, кроме как жить как ублюдок, думать как ублюдок и поступать как ублюдок.
Но после всего, что я устроил, после двух недель беспробудного пьянства, я уверен, что будь у меня шанс, я вновь поступил бы также.
Все это происходило у меня на глазах во время пятилетнего полета. И неловкое знакомство, и шаги к сближению, и дружба. Которая в итоге переросла в нечто гораздо большее. Думаю, вы меня понимаете. И нет, я не страдаю старческим маразмом, я не романтический идиот и не блондинка. Вы можете подумать, что я, будучи лучшим другом этих идиотов, видел и знал больше других, но нет. Последний новобранец, драящий самую замызганную трубу Джеффри, был посвящен не меньше меня. Да весь корабль знал! И в то же время, это было величайшим секретом на борту – что капитан и старпом влюблены друг в друга, но тщательно скрывают это от всех вокруг, включая самих себя. Однако это было очевидно с первого взгляда на них. Даже слепой увидел бы, как между ними искрит. А мы, оставшиеся 428 членов экипажа делали все возможное, чтобы они не догадались, что все в курсе. Тогда как в курсе были наверное даже крысы, живущие за обшивкой. Это был величайший в истории заговор команды против офицеров. Даже первый известный бунт на корабле ее величества «Баунти», и тот был детской игрой по сравнению с нами. А я, как их лучший друг, стоял во главе всего этого. Конечно, не без помощи Джиотто, Ниоты, Скотти, Танзера… Даже Кристина подыгрывала нам! Хотя за это мне приходилось скармливать ей весь мой шоколад. Правда, я отвоевывал его себе, прописывая диету – угадайте кому? Ну нельзя же столько усилий оставлять неоплаченными, правда? В итоге, все было отлажено великолепно. Каждого новичка, который начинал о чем-то догадываться, отводили в сторонку для объяснения. А если он или она не желали идти навстречу, вскользь упоминалась возможность перевода на клингонский крейсер в качестве уборщика туалетов. А если и это не помогало, тогда действительно, имели место определенные перестановки. Не на клингонском крейсере, конечно, но туалеты убирать им приходилось. Почему Джим так никогда и не догадывался, что все это может происходить из-за них со Споком? Потому что наши методы были отточены до совершенства. Всегда находилось здравое объяснение. И почти всегда, оно было недалеко от истины. Ложь гораздо легче скрыть, если в ней есть доля правды. Во всем остальном, клянусь, мы были преданной командой, готовой пожертвовать больше чем жизнью ради своих офицеров.
Почему я занимался этим все пять лет? Отличный вопрос. Почему все мы, и я в первую голову, всем этим занимались?
Посмотрите на них и поймете сами.
Но лучше, все-таки, я вам объясню. Потому что за нашими действиями скрывались абсолютно эгоистичные мотивы. И, конечно, мы надеялись, что рано или поздно они пересекут черту. Но до тех пор…
До тех пор мы старались выжать из ситуации по максимуму – и для себя, и для них. Мы все жили в космосе, понятно? И корабль был первым, от чего зависели наши жизни. А вторым были отношения наших старших офицеров, потому что их тактика, их решения, химия между ними, много раз спасали наши жизни. Не удивительно, что мы не хотели разлучать их. И никто из нас не хотел оставаться в стороне. Мы все видели, что они созданы друг для друга, видели с необъяснимой ясностью. И, конечно, это не могло пройти для нас бесследно. Задолго до того, как мы узнали о вулканском соединении разумов и телепатическом контакте, каждый энсин на борту был уверен, что капитан Кирк и мистер Спок обмениваются мыслями. Сколько раз я видел, как они тонули в глазах друг друга, и тогда я чувствовал себя лишним. Чувство почти болезненного одиночества. Но что есть, то есть. Так уж все устроено, и тут ничего не поделаешь. Но что делало их союз уникальным, так это то, что они полностью дополняли друг друга – не смотря на всех их различия, столько же у них было и общего.
Например, боязнь обнажить свою душу. Страх признаться самим себе, что их отношения давно вышли за рамки дружбы. Страх посмотреть в лицо этой истине, несмотря на то, что все вокруг уже сделали это. Но, конечно, мне были понятны причины их поведения. Спок был совершенно одержим идеей быть безупречным Супервулканцем. А если вулканцы чего-то просто не делают, то Супервулканцам даже думать об этом запрещено. А Джим был одержим своим капитантством, со всеми вытекающими: ответственность за экипаж и одиночество командира. Потому что центральное кресло корабля обязывает быть образцом для подражания и верхом дисциплины. И если это означает одиночество, да будет так. Очень по-вулкански, не правда ли? Ну да! Но я ведь говорил – у этих двоих было очень много общего. Кроме страха перед истиной, у них был еще один щит, которым они отгораживались друг от друга – их дружба. Или, если быть более точным – поклонение культу дружбы. Все эти их позы были не более чем демонстрацией глубочайшего заблуждения – мы близкие друзья, и мы никогда не станем рисковать нашей дружбой ради потакания своим эгоистическим желаниям.
Как же!
Для нас они были открытой книгой, но мы никогда не могли поговорить с ними об этом на чистоту…
И все это перемежалось клингонами, ромулянами, органианами, космическими аномалиями, первыми контактами, странными встречами, опасными ситуациями, деликатными дипломатическими миссиями, путешествиями во времени, похождениями Джима и любовной лихорадкой Спока.
Да уж, до тех пор, пока эта парочка сосуществовала в одной вселенной, скучать нам не приходилось. Поэтому, меня не должно было удивить, что по окончании пятилетки, неразлучные друзья расстались. Джиму дали звание адмирала, а Спок ушел из флота и отправился на Гол. Меня не должно было это удивить, но я удивился. Потому что где-то в глубине души жила эта безнадежная уверенность в том, что все эти хождения вокруг да около были лишь следствием ответственности, которую они ощущали за нас, за то, чтобы вернуть нас домой целыми и невредимыми. И пока мы все в космосе, это не время для таких вещей. Поэтому мы все верили, что как только мы вернемся на Землю, они как-нибудь разберутся в своих отношениях.
Но этого не произошло. Вместо этого они расстались. Как я был зол. Я влетел в новый кабинет Джима и начал худший в моей жизни диалог. Правда, это был скорее монолог. Потому что пока я орал, Джим спокойно и молча сидел за своим столом.
Но это не помогло. Хотя я и могу поклясться, что меня было слышно аж в Саусалито, на другой стороне залива. Но, как я уже сказал, это не сработало. Спок был на пути к Вулкану, а Джим спрятался за маской адмирала.
Раньше я думал, что это был страх разрушить дружбу, но нет. Это из-за их упрямства они покалечили друг другу жизнь. Глупое, инфантильное, нелогичное (ох, Леонард, ты и в самом деле надрался) упрямство. И я ушел. Я бросил «адмирала», флот, роль якоря для Супервулканца-идиота и такого же недоразвитого человека, который прыгал в кровать с кем попало, чтобы после этого чувствовать себя еще более опустошенным и одиноким. Ну что ж, насильно мил не будешь. У него был шанс заполучить того, кто подходил ему как никто в этой чертовой вселенной, а он просрал его по причинам, которые еще можно простить идеалистичному мальчишке, а никак не капитану флагманского корабля Федерации.
Но, возможно, в душе капитаны звездолетов и есть мальчишки? Кто знает. В конце концов, они оба были вполне дееспособными, и мне надоела моя вечная роль наседки. Следующие три года моей жизни прошли в полном покое, который может обеспечить работа сельского доктора. Пускай порой на меня находила скука, все же, я наслаждался отдыхом. Но, как вы догадываетесь, я ни на минуту не забывал о них. Хоть Джим, пребывая в своем собственном аду, так и не связался со мной, а, вполне естественно, монахи Гола тоже не вели межгалактическую переписку.
Поэтому я был удивлен, получив однажды сообщение от Ногуры с предписанием незамедлительно явиться в штаб-квартиру. Уже через несколько часов я сидел в шатле, который нес меня обратно к Энтерпрайзу. К моему медотсеку. К Джиму. И, в конце концов – к Споку. Как я скучал по ним все эти годы. Миссия выдалась непростая. Виджер – это имя еще долго будет преследовать человечество в кошмарных снах. И все же, несмотря на весь кавардак, творящийся вокруг, я снова стал свидетелем того глубокого взгляда, как будто больше в медотсеке не было никого, кроме них двоих, судорожного пожатия рук, слов, от которых у меня сжалось сердце. И старая глупая надежда ожила – наконец-то, наконец-то! Давно пора, дураки!
Но нет, Боунс! Ты снова ошибся. Как ты мог, наивный идиот, забыть, что привычка – вторая натура…
Миссия завершилась, тайна Виджера была разгадана, проблема решена. Энтерпрайз вернулся на Землю в лучах славы, отчеты были сделаны, медали вручены, в прессе писали только о нас. И посреди всего этого я получаю сообщение, прочитав которое, я не мог поверить своим глазам. Джим объявлял, что женится на вице-адмирале Циани. Его старая любовь. Отлично!
Я немедленно позвонил Джиму и спросил его, в своем ли он уме. Он заверил меня, что это так. И счастлив? Кивок. А как же еще?
Потом влез Ногура с предложением пригласить на брачную церемонию весь цвет адмиралтейства и устроить грандиозное зрелище. Джим согласился. И тогда я понял, что пора с этим что-то делать. Долгие годы моей службы на Энтерпрайзе я подыгрывал в этом спектакле ради того, чтобы защитить их. А теперь я сам должен был сделать глупость – единственно правильное решение в этой ситуации.
Еще никогда я не был так полон решимости. Я думал, что Джим что-то начнет понимать, когда мягко, в своей дипломатической манере я отказался стать его свидетелем. Без проблем – у него был Спок. И вулканец согласился. Я же устранился от всех приготовлений, отговариваясь работой. Хотя на самом деле, я также готовился к предстоящей свадьбе. Я не прикасался к спиртному в течение нескольких недель. После того дня, я приступил к опустошению своих запасов. Но до того я не брал в рот ни капли.
В день бракосочетания я надел свою парадную униформу, начистил сапоги, как следует причесался и нацепил все свои медали. Раз уж я взялся играть роль Немезиды, по крайней мере, я должен был выглядеть безупречно. В зале, где должна была состоятся церемония, яблоку негде было упасть. Журналисты за три дня до этого разбили лагерь в окрестностях. Здесь собрался весь цвет адмиралтейства, экипаж Энтерпрайза, семья Джима, семья Циани, сливки общества, которые почли для себя честью быть приглашенными. Краем глаза я заметил Сарэка, стоящего с группой дипломатов. Это чуть было не заставило меня передумать, но было уже слишком поздно отступать.
Я чувствовал на себе взгляды моих старых друзей. Потихоньку до них начинало доходить, почему я не стою рядом с Джимом и Споком, в ожидании выхода невесты.
Но я просто не мог этого допустить. Я не желал участвовать в этой комедии. Потому что знал, что ничто не может перечеркнуть правды – даже роскошная свадьба, которая скорее рано, чем поздно, закончится разводом. И, в конце концов, я как джентльмен, пришел сюда защитить женщину, которая по незнанию готова была испортить себе жизнь из-за двух упрямых трусов.
Вошла Лори, вся сияющая в своем белоснежном платье. Красавица, умница, с прекрасными манерами – на роль жены адмирала лучше не найти. Она медленно подошла к Джиму, он взял ее руку в свою, и вместе они повернулись к священнику.
Началась короткая речь: леди и джентльмены, мы собрались сегодня здесь… И так далее. Он говорил о традиции, о семье, о будущем. И все вокруг слушали эти значимые слова. В зале стояла глубокая благочестивая тишина. И хотя речь продлилась всего несколько минут, мне показалось, что прошли часы. Пока наконец я не услышал фразу, которой ждал: «… если есть кто-то, кто возражает против этого брака, пусть он выйдет и говорит, или замолчит навсегда». И вот в этой глубокой тишине я медленно поднялся и услышал свой голос как будто со стороны. - Ваша честь… - Сначала все замерли, потом один за другим, присутствующие начали оборачиваться на меня. Никогда не забуду удивленного взгляда Лори и шокированного выражения на лице Джима.
- … я возражаю.
В зале стало еще тише, если это было возможно. Лори отпустила руку Джима и смотрела то на меня, то на него. Спок стоял рядом с ними как статуя, высоко подняв защитные барьеры.
- А по какой причине вы возражаете, доктор Маккой? - спросил священник, очевидно, зная, кто я такой. Так даже лучше.
- Ваша честь, - я выпрямился и шагнул в проход. – С начала этой традиции существует одно известное всем условие, которое почитается во всех брачных церемониях. Брак заключают разумом и сердцем. Сегодня это условие нарушено женихом. Разумом Джеймс Кирк может желать вступить в этот союз, но не сердцем. Потому что его сердце уже давно принадлежит другому.
- Это правда? – Лори первой пришла в себя, чтобы спросить.
Джим молчал. Он просто продолжал стоять там, не в силах вымолвить ни слова.
- Джим, - она подошла к нему и слегка встряхнула за плечи. – это правда? – Повторила она в отчаянии. В этот момент мне стало очень жаль ее. Я ненавидел себя. И если бы она захотела проклясть меня до конца моих дней, это было бы ее право, потому что ни одна женщина не сможет простить испорченную свадьбу. Наконец, Джим вышел из ступора. Он сделал глубокий вдох и на секунду закрыл глаза, прежде чем посмотреть в лицо Лори. И тогда я понял, что он сделает это. Потому что, несмотря на то, что Джим способен на многое, даже он не смог бы солгать женщине в такой момент. – Да… это правда… - Джеймс Кирк – джентльмен и герой. Даже в худшие моменты. Раздался звук пощечины. Красные отпечатки от пальцев на его щеке несколько месяцев будут украшать страницы газет.
Она выбежала из зала, захлопнув за со собой двери и оставив позади хаос и неразбериху.
Впервые за все это время мы встретились с Джимом взглядами, и я был уверен, что в тот момент он ненавидит меня. Я врач. И этот титул я получил за одно – я должен лечить. Но не многие другие знают, что лечить часто означает причинять боль.
После такого, церемонию можно было считать завершенной. Я не стал оставаться и ждать, чем все это закончится. Я покинул Сан-Франциско и улетел в Джорджию. Но и там я не мог забыть лицо Джима. Я виделся с ним только однажды, в маленькой комнатке рядом с залом, где должна была пройти злосчастная (твоих рук дело, Боунс) церемония. Это была моя собственная идиотская идея поговорить с ним. Глупая идея.
Он сидел на стуле так неподвижно, как на мостике во время тяжелой битвы. Рядом с ним стоял Спок с выражением «я отвращен до глубины души, но не желаю этого показывать» на лице. Я никогда не забуду ледяной тон Джима, по которому я понял, что нашей дружбе пришел конец. – Никогда в жизни больше не смей попадаться мне на пути. - На этом мои нервы сдали. Я увидел все совершенно в ином свете. Что я наделал… Я глубоко оскорбил своего лучшего друга. Я вмешался в то, что меня не касалось. Я ведь даже не знал наверняка, почему Джим решил жениться на Лори. Я не знал, что произошло между ним и Споком. Что если Спока действительно так изменило пребывание на Голе? Что если Джим, за эти годы, действительно встретил кого-то, с кем у него был бы шанс начать все сначала? Внезапно все мои умные теории показались мне не такими уж надежными. Но одно было ясно. Все кончено. Ни дружбы, ни Энтерпрайза, ни приятельского «Боунс». Так меня никто больше не назовет.
Леонард, жалкий ты ублюдок. Вся твоя компания теперь – бутылки, с которыми ты коротаешь ночи вот уже две недели. И даже они скоро кончатся. Я сидел в кресле, тупо уставившись на последнюю бутылку и думая о том, что надо пополнить запасы при первой возможности, когда зазвонил видеофон. Молясь, чтобы звонок не означал ничего серьезного, я нажал на кнопку приема.
На экране появилось лицо, лучше всего прочего доказывающее, что я напился до галлюцинаций.
- Привет, - Джим слабо, застенчиво улыбнулся. Это действительно был он. Да, я был пьян… Но это действительно был он. По старой врачебной привычке, я оглядел его. Он был раздет, должно быть, только что встал. Волосы растрепаны, губы подпухшие. На шее синяки, а на руках красные отпечатки. Как будто их слишком сильно сжимали… А потом на мой затуманенный разум снизошло озарение. Я смотрел на него во все глаза, с отвисшей челюстью.
Джим снова улыбнулся своей мягкой улыбкой и слегка отодвинулся в сторону, чтобы я смог увидеть кровать за его спиной. На ней спал вулканец. Он лежал на животе, расслабленно свесив руку, кверху той частью тела, которую сестры в медотсеке называли «логически самым лучшим задом». Все еще не отойдя от удивления, я молча взглянул на Джима.
- Да, - кивнул он, застенчиво вспыхнув, - спасибо, Боунс. Тут раздался какой-то странный звук, и только потом я понял, что сам издал его – я разрыдался как ребенок. Они это сделали! О, бог мой! После всех этих долгих лет, после испорченной свадьбы, они все-таки это сделали! Мне хотелось обнять Джима. И вулканца. Обнять их обоих крепко-крепко и никогда больше не отпускать!
- Шшшш… Боунс?
- Ммм? – я утер нос рукавом.
- Нам столько нужно тебе сказать. Ты приедешь?
Мое единственное желание…
Я молча кивнул.
- Завтра?
- Да…
- Тогда, до завтра. Спокойной ночи, Боунс…
- Спокойной ночи, Джим.
Связь прервалась. Я откупорил свою последнюю бутылку. Теперь у меня есть еще одна отличная причина, чтобы хорошенько надраться! Ох ты, боже мой! Ох-хо-хо! Леонард, везучий ты ублюдок!

Конец.